В редакции «Африканской инициативы» прошла встреча с Африканским клубом МГИМО, на которой студенты ведущего российского дипломатического вуза, изучающие языки, культуру, экономику, политику и международные отношения стран континента, поговорили с журналистами о всплеске интереса к Африке. В интервью председатель Африканского клуба Валерий Жучков рассказал о работе студентов-африканистов с бизнесом, их карьерных перспективах, востребованных направлениях современных исследований, привлекательности российского образования для африканцев, повестке в российских медиа и о том, как сделать Россию и Африку ближе друг к другу.
— В МГИМО завершилась организованная вашим клубом «Неделя Африки». Расскажите о ключевых событиях этого мероприятия.
— Для начала объясню, что «Неделя Африки» — это все-таки часть более крупного проекта Научного студенческого общества МГИМО, на проведение которого мы выиграли грант Министерства науки и высшего образования.
Прежде всего, основная задача Недели Африки — это популяризация африканских исследований и привлечение новых молодых исследователей в науку. Поэтому основная часть мероприятий — это круглые столы, где студенты выступали со своими докладами. Плюс была работа с наставниками. То есть это либо магистры, либо люди, которые сейчас в аспирантуре занимаются африканскими исследованиями. Они помогали студентам бакалавриата правильно выстроить работу по подготовке своих выступлений, докладов. И вот сейчас мы находимся на стадии подготовки сборника статей.
Кроме этого, была, конечно, культурная составляющая. Все-таки понять Африку можно только через ее культуру. Поэтому у нас был, во-первых, африканский концерт — наше традиционное мероприятие, которое мы проводим каждый год. На нем с одной стороны, наши студенты выступают с различными африканскими, традиционными танцами, с другой — сами африканцы презентуют свои культуры. И самое приятное и интересное всегда, когда африканцы поют Катюшу или еще что нибудь традиционно русское.
— Это красиво, но может быть, имеет смысл больше продвигать современную африканскую культуру?
— Разумеется, наш клуб интересуются и этим аспектом. К слову, на Западе вся африканская культура презюмировано считается традиционной и племенной. На самом деле это конечно не так. Но с другой стороны, современная африканская культура она во многом базируется на традиционной. В ней нет такого четкого деления, как например, у нас в России, когда есть нечто традиционное, а есть что-то современное, типа хип-хопа.
В Африке это все очень тесно переплетено, и иногда даже сложно сказать, является ли некий танец классическим, либо это уже современный танец, который придумали буквально 10 лет назад. Но мы, конечно же, пытаемся современную африканскую культуру тоже распространять, например, в рамках нашей деятельности, в социальных сетях. Например, афрофутуризм.
Помимо концерта у нас еще был мастер класс по суахили — единственному африканскому языку, который является официальным языком Африканского союза. И в целом это распространенный, и простой на самом деле язык. Плюс у нас еще был мастер класс и чемпионат по африканской настольной игре Бао. Мне сложно ее сравнить с чем-то для российской аудитории, но наверное, это что-то типа китайской игры Го, а может быть, что-то вроде шашек.
Еще был мастер класс по тинга-тинга — это африканский стиль живописи, который появился в середине 20 века. Он распространен в основном в Восточной Африке. Там удивительное сочетание цветов и линий. Мы пригласили специалиста, который уже давно занимается этим направлением живописи, и она как раз показывала, как можно в этом стиле рисовать. Несмотря на то, что тинга-тинга внешне кажется очень простым, даже похожим на детские рисунки, далеко не каждый такое нарисует. Это действительно, очень интересно.
— А с точки зрения академического интереса к Африке, какое сейчас наиболее мейнстримное направление?
— Во-первых, конечно же, мы обсуждали, неоколониализм, потому что сейчас эта тема очень важная. В рамках более серьезных исследований в Институте международных исследований МГИМО мы тоже сейчас делаем фокус именно на неоколониализм. Сейчас Россия и Китай вместе выступают против неоколониализма. Это особенно актуально сейчас, когда в Западной Африке наступила так называемая «Африканская весна».
— Это уже устоявшийся термин?
— Хороший вопрос. Сейчас очень много людей, которые присваивают себе его авторство. Мне кажется, это как раз народное творчество. В академической науке этот термин еще не закрепился, потому что он окончательно оформился только после смены власти в Нигере и Габоне в этом году.
Когда мы говорим «Африканская весна» тут же появляется ассоциация с «Арабской весной». Вопрос — насколько уместно проводить такую аналогию, даже если мы ее как бы не предполагаем, но она все равно возникает. Все-таки это совершенно два разных процесса. То что происходит сейчас в Западной Африке, и то, что происходило в 2011 году в Северной Африке — это процессы, которые по своей сути и по своей форме различны. И конкретно для России происходят позитивные изменения: Франция уходит, а мы приходим.
— Неоколониализм — это очень большая тема. Какие дискуссии внутри нее сейчас наиболее актуальны? Какие есть болевые точки?
— Здесь тоже, как обычно в науке, до сих пор идет спор о терминах. Надо для начала определить, что такое неоколониализм. Является ли, например, политика Китая неоколониальной? Является ли политика США неоколониальной, если у Америки вроде как не было колоний? То есть мы понимаем, что Великобритания, Франция — это классические неоколониальные державы, но что с остальными? Какое место у России во всех этих процессах?
Понятно, что африканцы не воспринимают нас как неоколонизаторов, но, возможно, нам стоит поучиться на чужих ошибках, чтобы не допустить их в нашей внешней политике. Наука все-таки должна быть практико ориентирована. Нам нужно всегда иметь результат реально применимый для международных отношений и внешней политики.
— А ваша личная сфера научных интересов какая?
— Лично я за последний год очень увлекся африканской интеграцией и интеграционными структурами в Африке. Прежде всего это, разумеется, Африканский союз, потому что есть огромное количество интеграционных объединений, но сейчас все они превращают в базу для Африканского союза. И важный вопрос, который стоит перед всеми африканцами — насколько Африканский союз вообще жизнеспособная организация, насколько он сможет привести африканцев к процветанию, и как его строить.
Сейчас Африканский союз, который был создан в 2002 году, во многом базируется на принципах европейской интеграции. А все-таки сам Африканский союз провозгласил важную идею: африканским проблемам — африканские решения. И сейчас как раз идет, можно сказать, творческий поиск африканского решения по интеграции континента. В какой сфере африканцам стоит развивать сотрудничество?
Они запустили африканскую континентальную зону свободной торговли в 2019 году, но по всем данным ее экономические показатели не очень впечатляют. То есть, зона свободной торговли работает, но у африканцев нет такой большой потребности торговать друг с другом. Возможно, их интеграция не должна идти по этому классическому пути свободной торговли, который описали в 20 веке на базе европейской интеграции. Возможно, приоритетным нужно избрать какой-то другой путь, не такой прямолинейный. Может быть, нужно обратить внимание на политическую сферу, особенно на сферу безопасности.
Сейчас мы говорим, что Россия — провайдер безопасности, но и сам Африканский союз — это тоже провайдер безопасности. Есть африканские силы быстрого реагирования, у Африканского союза есть собственные миротворческие миссии совместно с ООН. Возможно, именно эта сфера и будет базой, которая станет толчком для интеграции в других областях. И этот эффект перелива, как выражаются ученые, позволит сформировать уже полноценную и всеобъемлющую интеграцию.
— Как давно существует Африканский клуб, когда и почему он возник, и чья это была инициатива?
— Клуб был основан в 2014 году. Авторами идеи были сестры Анна-Мария и Лора Чкония, очень тесно связанные с Африкой. В какой-то момент они поняли, что хотя наш университет занимается международными отношениями и Африкой тоже, внимания этому континенту уделялось недостаточно. К сожалению, Африка была не на пике популярности. Чкония первыми в стенах МГИМО осознали, что нужно что-то менять, и собственно создали Африканский клуб.
Основная цель и миссия, которая была сформулирована как раз в 2014 году — это развеивать стереотипы об Африке в России и о России в Африке. Это достигается, конечно же, благодаря всем нашим мероприятиям, проектам в онлайн и офлайн формате. Но в том числе — путем простого общения между молодежью. А молодежь сегодня — это будущие руководители завтра.
Конечно же, хочется сказать, что у многих наших членов есть серьезная личная мотивация вступить в клуб, но откровенно говоря, в африканский клуб в основном вступали люди, которые получали африканские языки. Потому что в МГИМО языки «выдаются». Ты их не выбираешь. Поэтому и клуб раньше был не очень большой. Ведь африканские языки в МГИМО набираются раз в четыре года. У нас преподают три основных: амхарский, суахили и африкаанс. Поэтому сначала людей мотивировала неизбежность.
У меня на самом деле в 2021 году было точно так же. Мне дали амхарский язык, и я пришел в Африканский клуб. Но как раз тогда уже начались подвижки на африканском направлении нашей внешней политики — уже прошел саммит «Россия — Африка» в Сочи. И я понял, что Африка — это не просто на пару лет, а надолго. Поэтому я решил, что нужно клуб развивать дальше, нужно масштабировать все то, что уже было заложено предшественниками. Они, конечно, сделали огромную работу в условиях, когда и поддержка со стороны университета была меньше, и интерес к Африке в целом, со стороны студенческого и экспертного сообщества тоже был ниже. Они заложили фундамент. Я председатель клуба с 2020 года, и на сегодняшний день он стал одним из крупнейших в МГИМО.
— Можете рассказать про партнеров клуба? Как и с кем у вас происходит внешняя коммуникация, какие выстраиваются взаимоотношения?
— У нас огромная сетка партнеров. Мы тесно сотрудничаем с форумом «Россия — Африка. Что дальше?». Вообще в МГИМО у нас две основные площадки, посвященные Африке — это Африканский клуб и форум «Россия — Африка. Что дальше?». Основатель Форума, Игорь Ткаченко, внес огромный вклад в развитие африканского направления в МГИМО и продолжает активно участвовать в студенческих инициативах
Клуб занимается больше наукой, форум — это молодежная общественно-политическая площадка, часть саммита «Россия — Африка». Специализации этих двух структур, на самом деле очень близко работающих вместе, и определяют партнеров Африканского клуба: прежде всего это научные организации.
Во-первых, это Институт Африки Российской академии наук. Его руководитель Ирина Олеговна Абрамова — наш большой друг. Она приходит в МГИМО, а мы приходим в Институт Африки, участвуем в конференциях, которые организует институт. Приглашаем экспертов оттуда на наши конференции. Кроме того, в научной сфере мы также сотрудничаем активно с ИСАА МГУ и с Центром изучения Африки Высшей школы экономики.
Да, и еще в МГИМО у нас есть Центр африканских и ближневосточных исследований. Он возник как раз во многом благодаря нашей активности. Мы предложили эту идею и создали в Институте международных исследований МГИМО Центр африканских исследований. Он действует уже два года. Пока там не так много сотрудников, но он активно развивается.
У форума основные партнеры — прежде всего, это Министерство иностранных дел, это и департамент Африки, а также Россотрудничество. Программный комитет форума «Россия — Африка. Что дальше» возглавляет Евгений Александрович Примаков — глава Россотрудничества. Также мы активно развиваем взаимоотношения с АФРАКОМ при Торгово промышленной палате. Его руководитель Морозов Игорь Николаевич — тоже наш постоянный гость и хороший друг.
— Раз уж Африканский клуб — это более академическая инициатива, то возвращаясь к исследованиям Африки в России, какие можно выделить сильные стороны основных российских think tanks в этой области? Кто в чем более силен?
— У каждой площадки есть своя специфика. Институт Африки РАН — это фундаментальная наука. Если там исследуется экономика, то с точки зрения фундаментальных экономических постулатов. Если политика, то соответсвенно тоже. Институт Африки РАН — площадка, имеющая наиболее долгую историю.
ИСАА МГУ и МГИМО, обе эти площадки изначально больше специализировались, я бы так сказал, на культурных и языковых исследованиях. Потому что это как раз крупнейшие площадки преподавания африканских языков. И преподаватели, поскольку они преподают языки, там в основном занимались вот этими культурно-лингвистическими исследованиями. Но сейчас все это расширяется.
В МГИМО появился Центр африканских исследований. Его сильная страна — это акцент именно на исследовании международных отношений в Африке и политики России по отношению к Африке.
С Высшей школой экономики не могу сказать, чтобы я тесно общался. Но заметный эксперт оттуда, Никита Панин — выпускник МГИМО. Он до сих пор остается членом нашего Африканского клуба. Поэтому у него в экспертизе тоже очень серьезный акцент на международных отношениях.
— Формально члены клуба — это исключительно студенты?
— Да, но есть некоторые члены клуба, которые остаются с нами после выпуска. Это люди, которые внесли очень большой вклад в развитие клуба, в том числе Никита Панин. Но в основном в клубе состоят студенты. А сейчас у нас наконец появились и африканские студенты.
В этом году в МГИМО впервые впервые появились африканские студенты. Раньше эпизодически были такие случаи, но это было раз в пять лет, и они обучались на платной основе. А сейчас у нас выделили 20 президентских квот для африканцев.
Опять же могу похвастаться, что во многом это наши усилия. Мы убедили администрацию, что Россия поворачивается к Африке и МГИМО тоже должен повернуться к Африке. И вот теперь у нас обучаются 20 студентов из совершенно разных африканских стран. В основном на факультете международных отношений. Там русскоговорящие студенты из Африки. И на факультет ИМОиУ — наш англоязычный факультет.
— Существует стереотип, что Советский Союз был более привлекательным в области образования, по сравнению с нынешним положением Российской Федерации, и особенно на контрасте с африканскими странами, которые во второй половине 20 века только освободились от колониального гнета. Но сейчас мировой рынок образования стал очень конкурентным. Насколько наше образование все еще привлекательно для африканцев?
— Мне кажется, здесь главный вопрос — это наше отношение к нашему собственному образованию. Видимо, за 90-е годы нам внушили, что на нашем образовании можно чуть ли не ставить крест. На самом конечно же это не так.
Действительно, советская школа — это просто величайшая, крупнейшая в мире образовательная школа. И, к счастью, эта школа сохраняется, и не только потому что до сих пор есть преподаватели, которые были еще тогда. Эти преподаватели на самом деле подготовили себе смену. И в МГИМО, и в МГУ, и во многих других университетах это видно. Поэтому у нас сохраняется эта традиция фундаментального образования. И это очень круто.
С другой стороны, мы очень хорошо используем различные позитивные стороны западного образования. У нас был хороший шанс за последние 30 лет посмотреть, как это все работает на Западе, извлечь для себя какие-то уроки и внедрить лучшее в нашу систему.
Но с последним пунктом есть проблема. Сейчас существование у нас Болонской системы уже под вопросом. И если мы все-таки совсем откажемся от формата бакалавриат — магистратура, то, возможно, африканцы будут менее заинтересованы в нашем образовании, потому что мы в этой ситуации выпадаем из распространенной во всем мире системы, где есть своя логика прохождения образования. Можно степень бакалавра получить в одной стране, а магистерскую — в другой. Эффективнее было бы диверсифицировать возможность обучения.
Но почему наше образование для африканцев все равно привлекательно? Потому что оно действительно полезно. Те знания, которые у нас даются, и те компетенции, которые получают студенты по итогам обучения в университетах, они очень конкурентоспособны. Во-вторых, конечно же, играет роль цена. Все-таки российские вузы более доступны, по сравнению с многими западными, которые просят совершенно баснословные суммы за обучение. Африканцев это тоже привлекает.
— А у выпускников МГИМО из Африканского клуба какие карьерные перспективы? Дипломатия? Или есть и другие варианты?
— Есть очень много карьерных путей. Во-первых, конечно же, МИД, потому что в МГИМО нас готовят к работе в загранучреждениях и в центральном аппарате. Тем более, что мы обладаем знаниями, которые нужны нашему министерству, чтобы как-то правильно выстраивать внешнюю политику.
Второй путь — конечно же, академическое развитие: стать ученым, преподавателем. Сейчас и в МГИМО, и в других организациях очень большой интерес к Африке. Создаются новые ставки, открываются новые центры. И, конечно, сегодня быть африканистом — это уже не только интересно и круто, как это было раньше, это еще и выгодно. Деньги и зарплаты все-таки играют большую роль. У нас был такой пробел в африканистике, когда люди просто не шли туда, потому что не были созданы условия. Сейчас есть очень позитивные перспективы.
Есть третий путь — частный сектор: огромное количество и государственных корпораций, и финансовых учреждений, и просто частного бизнеса, и СМИ. Все нуждаются в африканистах.
— Самый практичный вопрос: Африканский клуб, как объединение молодых специалистов, может уже что-то предложить для того же бизнеса на африканском направлении, который пытается понять, куда ему идти, где найти специалистов, контакты и так далее?
— Не только можем, мы уже это и делаем. Пока точечно, но мы работаем. Конечно же нас находят и через наших старших коллег, и мы через наши знакомства находим заинтересованный бизнес и помогаем ему.
Форма взаимодействия номер один — это проектные работы. Когда у какой-то компании, в том числе госкорпорации или федерального агентства, есть конкретный проект, они привлекают наших активистов, платят деньги, берут на временную стажировку.
Второй вариант — это долгосрочное, целенаправленное развитие африканского направления в какой-то компании. Здесь прежде всего требуются переводчики, особенно суахили. Потому что во многих странах Африки для коммуникации английского в целом достаточно. В Танзании, Кении, Восточной Африке тоже можно обойтись английским, но суахили — это язык, который очень приятно слышать африканцам. И если хочется достичь успеха в бизнесе, то лучше говорить на суахили.
Нельсон Мандела говорил, что когда ты обращаешься к человеку на английском языке, ты говоришь с его разумом, а когда обращаешься к нему на его родном языке, ты говоришь с сердцем. И здесь работает та же самая логика. Если мы хотим достичь успеха и полного взаимопонимания, то лучше всегда обращаться к человеку на родном языке. Поэтому в качестве переводчиков используют в том числе и наших студентов.
— Интересно услышать ваш взгляд на российский медиа рынок с точки зрения африканской тематики и вашего опыта работы со СМИ?
— Здесь я скорее потребитель, чем специалист. Могу сказать, что в целом в моем понимании медиа работают с Африкой волнообразно. Был саммит летом, и во всех новостных агентств, даже самых крупных — ТАСС, РИА Новости, везде, везде Африка была на первых полосах. Саммит прошел и постепенно опять интерес СМИ к Африке немножко ушел. Поэтому мне кажется, что именно в освещении Африки в российских СМИ все еще не хватает какой-то стабильности и направленной долгоиграющей стратегии.
На мой взгляд, нужно, чтобы Африка стала стабильной темой для освещения в крупнейших СМИ. Наверное, этого можно добиться через экономику и политику. Если африканские страны становятся интересны нам, мы становимся интересны им, то они и будут постоянно в топе новостных лент.
— Расскажите про опыт работы с диппредставительствами африканских стран в России. Насколько это открытая среда, если ее можно сравнить, скажем, с представителями Европы?
— Особенность в том, что многие посольства небольшие, и возможно, в силу такой камерной атмосферы, они очень контактные и готовы к разноплановому сотрудничеству. Мы постоянно приглашаем дипломатов африканского корпуса в МГИМО на различные наши мероприятия, как спикеров, как экспертов, как гостей.
Конечно, здесь всегда большую роль играют прежде всего личные контакты. Потому что, если мы говорим про Европу, то в западной цивилизации очень большую роль играет бюрократия. В Африке не так. В Африке намного большую роль играет именно личное общение и личное взаимодействие. Поэтому именно личные контакты позволяют выстраивать эффективное взаимодействие с посольствами. А нам наши предшественники передали такие контакты и познакомили нас с африканскими дипломатами. Мы тоже за эти годы наработали своих контактов.
— Выпускники МГИМО есть среди африканских дипломатов?
— Нет, потому что в МГИМО никогда не было африканцев. Даже в советское время. В МГИМО были иностранцы, но в основном это были люди из стран соцлагеря, прежде всего Восточной Европы. Было традиционное разделение, что в МГИМО едут из Восточной Европы, в РУДН — из Африки. Но при этом среди африканских дипломатов есть очень много выпускников советских и российских вузов.
Если в посольстве какой-то значимый, ключевой пост занимает выпускник российского вуза, то налаживать взаимодействие с посольством намного легче. Я думаю, что это сейчас главная наша задача, как государства, как МГИМО, как всего университетского сообщества — увеличить количество студентов из Африки, причем искать именно перспективных молодежных лидеров. Привлекать их к нам, предлагать такие условия, которые будут им интересны, выгодны и полезны. Чтобы они приезжали к нам, учились, и потом, лет через 30, приезжали уже в ранге послов и помогали развивать отношения России и Африки.
